Как признают некоторые философы, в наше время существует одна из важнейших нерешенных научных проблем – взаимосвязь эволюции и революции и их роль в целостном процессе развития общества. По их мнению, эта проблема в виду ее сложности и противоречивости полученных результатов до сих пор продолжает занимать умы ученых, идеологов и политиков, вызывая разногласия и дискуссии¹.

Как нам представляется, главной причиной того, что данная проблема даже формально не решена и вызывает острые разногласия и дискуссии является то, что она весьма сильно затрагивает интересы буржуазной правящей элиты и ее антинародную политику.

С другой стороны, многим ученым, идеологам и политикам явно не хватает доказательности при выявлении причинно-следственной связи в формировании объективных выводов проведенного исследования. В результате, они вынуждены опираться на собственные размышления и мнения других исследователей, соблюдающих формально-логическую правильность, но принимающих на веру произвольные, ничем не обоснованные суждения.

Например, некоторые авторы в своих рассуждениях о теории развития определяют эволюцию как количественные изменения, а революцию – как качественные², при этом упуская из виду, что революция и эволюция – это две формы развития, конкретизирующие один и тот же общефилософский закон перехода количественных изменений в качественные.

Другие авторы, давая примеры скачка, уподобляют его переходу из трезвого в пьяное состояние или моменту, когда одежда и обувь становятся ребенку малы³. Однако, как известно, переход в новое качество резким скачком происходит только при революционной смене качества основы системы. В данном же случае основа нервной системы человека остается прежней, а временно меняются только отдельные ее свойства, а именно замедление реакции нервной системы на раздражители. А эти изменения выступают следствием эволюционных накоплений количества выпитого алкоголя с сохранением прежней основы нервной системы человека. Создается впечатление, что данные исследователи застыли в своем познании мира на этапе живого созерцания.

Заметное число российских либеральных политологов, а также представители властных структур, потеряв беспристрастность и объективность, специально противопоставляют эволюционную форму развития общества революционной, превратив понятие «революция» в жупел, придав социальным революциям зловещий характер. Этим самым преследуется чисто политическая цель по формированию в обществе негативного отношения именно к социальным революциям, признавая, как это ни странно, необходимость революционных достижений в области науки, техники и технологий.

При этом, не вдаваясь в суть конкретных исторических условий и объективных причин возникновения социальных революций в обществах с частной собственностью на средства производства, апологеты капитализма в своей пропаганде широко используют имевшие место в реальности факты насилия, сопровождавшие все социальные революции.

В результате, паталогический страх перед социальными революциями принуждает руководство России проводить в жизнь политику так называемой ″стабильности″, ограничиваясь несущественными реформами. Однако, по факту под вывеской ″стабильности″ скрывается стремление ничего не менять в основе системы капиталистических отношений с целью сохранения «священного права частной собственности».

Поэтому от первых лиц государства и российских политиков даже при принятии абсолютно назревших решений в интересах народа мы только и слышим, что с их принятием торопиться не следует, надо, мол, осторожно, не спеша все обдумать и взвесить, ограничиваясь при этом подачками, ссылаясь на нехватку денег в бюджете. Даже эти крохи даются не просто так, а с определенным умыслом.

Но с другой стороны, правительство оказывает массированную финансовую поддержку крупному капиталу.

По сути, политика сохранения стабильности носит признаки инволюции, а стабильность мутировала в застой, а это прямая дорога к свертыванию прогресса социально-экономического развития, что и наблюдается в настоящее время в России.

Следует отметить, что философское толкование понятий эволюции и революции дается в самом обобщенном виде и в отрыве от конкретных условий и места протекания процесса развития. С другой стороны, нетрудно заметить, что эволюция в дикой живой природе имеет свои специфические особенности, а эволюция в разумном человеческом обществе имеет качественно другие специфические особенности. Например, характерной особенностью эволюционного развития в дикой живой природе выступает жестокий естественный отбор на основе неуправляемой генной мутации и наследственности. А эволюционное появление новых свойств организма на основе искусственного отбора (селекции) базируется на силе разума человека и целеполагании.

Исходя из этого, можно предположить, что конкретные условия накладывают свои специфические особенности на протекание процессов развития. Это дает нам право сказать, что эволюционная и революционная формы развития имеют отдельные виды, но они действуют в рамках закона перехода количественных изменений в качественные.

В данной работе нами поставлена задача: на основе общеизвестных фактов определить специфические особенности протекания эволюционного и революционного процессов развития, сформулировать необходимые и достаточные критерии их отличия и на этой основе классифицировать их виды, что позволит выявить их место и роль в развитии общества.

Для решения поставленной задачи проанализируем устоявшиеся трактовки эволюции и революции и выявим их специфические особенности и отличия.

Так, в настоящее время устоявшиеся толкования понятия <em>эволюция</em><strong> </strong>(лат. evolutio – развертывание) в основном подразумевают постепенное накопление количественных изменений с плавным переходом в новое качество, не затрагивая основы системы.

Рассматривая вышеизложенную трактовку эволюции, можно заметить ее специфические отличительные признаки. Среди них особо следует выделить главный признак, а именно – то, что новое качество системы появляется на прежней, старой основе. Другой, но менее важной особенностью выступает то, что эволюционное развитие проходит постепенно и плавно. Данные специфические признаки эволюции правомерно выступают критериями ее отличия от революции.

При эволюционном развитии появление нового качества без смены основы системы говорит о том, что качественным изменениям подвергаются свойства только ее отдельных частей, или подсистем, образующие единое целое, или совокупность материальных и нематериальных объектов, объединенных некоторыми общими признаками, назначениями, свойствами, условиями существования.

Указание в данной трактовке <em>эволюции</em> на «постепенность накоплений» и «плавность перехода» наводит на мысль, что они характеризуют разные самостоятельные фазы эволюционного развития, а именно фазу постепенного накопления изменений и следующую за ними фазу плавного перехода в другое качество.

В толковых словарях русского языка понятие «постепенность» характеризует процесс движения, проходящий поэтапно, совершающийся не сразу и не вдруг. А понятие «плавность» означает процесс, проходящий постепенно, легко, без резких переходов и скачков и незаметно переходящий из одного положения или состояния в другое. Нетрудно заметить, что эти категории, по сути, тождественны.

По этой причине, как нам представляется, данную трактовку эволюции следовало бы сформулировать следующим образом: <em>эволюция</em> означает переход от одного качественного состояния к другому в результате постепенных и плавных накоплений количественных изменений, не затрагивающих при этом основу системы, то есть при неизменном качестве основы системы.

Этим самым дается понятие того, что эволюция означает неразрывный процесс перехода, начинающийся с момента накопления изменений и заканчивающийся появлением нового качества.

Как известно выживание организмов обеспечивается через генную мутацию и передачей новых свойств организма по наследству. В силу этого, эволюционная форма развития в живом мире, в отличие от неживой природы, представляет собой наследственный ее вид.

Так как генные мутации могут быть полезными, нейтральными и вредными для организма, то появление полезных мутаций, адаптированных к новой среде обитания, представляет собой случайный,<strong> </strong>а не целенаправленный<strong> </strong><strong> </strong>характер. Это говорит о том, что выживаемость организмов при эволюции находится в зависимости от случайного стечения обстоятельств. А они могут быть благоприятными и неблагоприятными.

С другой стороны, при эволюционном развитии борьба за выживание осложняется наличием антипода в виде непреодолимой силы абиотической природы. По этой причине дикая живая природа по определению выступает слабой стороной в борьбе за выживание. Ее удел – с помощью неуправляемой генной мутации приспособиться к изменениям условий среды обитания и выжить за счет неуправляемого прогрессивного размножения. При этом такая форма борьбы дает возможность выжить очень малому числу родившихся организмов, обрекая на вымирание их бо́льшую часть.

В силу этого эволюцию в дикой живой природе в принципе нельзя отнести к прогрессивной и гуманной форме развития, ибо она представляет собой движение по кругу, постоянно осуществляя воспроизводство как старой основы организма, так и его системы жизнеобеспечения: в животном мире – собирательство и охоту, в растительном мире – фотосинтез, и хемосинтез у бактерий.

Анализируя движущие силы эволюционной формы развития в дикой живой природе, можно заметить, что в этом процессе основной движущей силой выступают внешние силы, или мутагенные факторы слепых сил абиотической и живой природы в виде изменений условий среды обитания.

Исходя из выше сказанного, можно утверждать, что эволюционное развитие в дикой живой природе может осуществляться только через внешнее принуждение со стороны меняющихся условий среды обитания. При этом у организмов нет альтернативы, и они вынуждены приспосабливаться или погибнуть. Данный факт выступает отличительной особенностью эволюции в дикой живой природе. По этой причине эволюцию в дикой природе, где отсутствует человек разумный, можно охарактеризовать как принудительный, жестокий и не осмысляемый вид эволюционного развития. Поэтому при отсутствии изменения внешних факторов развитие организмов приостанавливается.

Современная устоявшаяся трактовка революции <strong> </strong>(лат. Revolutio – поворот, вращение или переворот) определяет ее как переход от одного качественного состояния к другому в результате накопления количественных изменений. При этом указывается, что результатом революции выступает глубокое качественное изменение основы системы, а также, что при революции переход от одного качественного состояния к другому происходит при высокой скорости резким скачком. Кроме того, свойством революции признается наличие целеполагания.

Как известно, диалектика эволюционной формы развития людей привела к появлению человека разумного, который изменил основу эволюционной формы развития, а именно ее стихийный и неуправляемый характер, создав новую форму развития на основе разумности. Иначе говоря, эволюция породила высшую форму развития – революцию. Таким образом,<strong> </strong>революционное развитие выступает продуктом осознанных разумных действий человека. В результате, развитие получило качественно иную парадигму, а именно реальную возможность прогрессивного развития. В силу этого в дикой природе революционное развитие отсутствует изначально.

Рассматривая вышеизложенную трактовку революции можно заметить ее специфические признаки. Во-первых, это глубокое качественное изменение основы системы, во-вторых, переход от одного качественного состояния к другому происходит при высокой скорости резким скачком. В-третьих, это наличие целеполагания. Данные специфические признаки революции правомерно выступают критериями ее отличия от эволюции в дикой природе.

Среди данных специфических признаков революции особо следует выделить главный признак – целеполагание. По этому поводу можно сказать следующее. Как известно, для выбора той или иной цели необходимо провести анализ, выявить несоответствия, противоречия, составить план действий по ее достижению. Данную задачу может решить только человек разумный. В результате, способность человека к анализу позволила ему, в отличие от других представителей дикой живой природы, целенаправленно выбирать и менять качество основы системы. По этой причине осознанное целеполагание выступает не только необходимым и достаточным, но и однозначным критерием отличия революции от эволюции в дикой природе. И наоборот.

Следует заметить, что революция, как и эволюция при прочих равных условиях не может сменить основу живого мира, а именно обмен веществ. В противном случае живой мир исчезнет, но эта проблема не является предметом данного исследования. По названной причине революция должна менять качество основы только подсистем и отдельных частей организма. Такие подсистемы и отдельные части правомерно определить как <em>изменяемые</em><em><strong> </strong></em>системы.

Таким образом, отличительным признаком революции является смена не всякой основы, а только основы изменяемых систем, что выступает не только необходимым и достаточным, но и однозначным критерием отличия революции от эволюции в дикой природе. И наоборот.

В системе с новой основой оставшиеся от старой системы подсистемы и отдельные части должны быть адаптированы к новой основе с целью создания единого целого. Существующие подсистемы или отдельные части могут быть адекватными или не адекватными по своему соответствию новой основе. Неадекватным подсистемам или отдельным частям с целью их адаптации требуется или смена их основы, или изменение отдельных свойств без смены основы. В связи с тем, что адаптация осуществляется человеком целенаправленно, то она может быть осуществлена как со сменой основы, то есть революционно, так и эволюционно без смены основы. В результате, эволюционная адаптация приобретает управляемый человеком характер.

Таким образом, там, где движущей силой развития выступает сила разума человека, эволюция, как и революция, приобретает свойство целеполагания и разумности. По этой причине данный процесс выступает как особый вид эволюции – управляемая эволюция.

Из вышеизложенной трактовки понятия <em>эволюции</em> вытекает, что эволюционный переход в новое качество осуществляется плавно и постепенно. В обычном понимании постепенность и плавность ассоциируется с медлительностью и, при прочих равных условиях, с большой длительностью процесса перехода в новое качество. Такая особенность эволюции характерна для дикой живой природы, где полезная для организма изменчивость обуславливается не самим организмом, а случайным исходом генной мутации и стихийным естественным отбором, что объективно обуславливает длительный переход в новое качество.

Однако, по факту длительность эволюционного перехода может быть самой различной. Например, если эволюционный переход рыб в наземные существа, длившийся десятки миллионов лет, по праву можно отнести к долгосрочным эволюционным переходам, то эволюцию Галапагосских вьюрков, без сомнения, следует отнести к краткосрочным эволюционным переходам, так как ее длительность с большой долей вероятности должна быть не более ста лет. Причиной этого, как нам представляется, выступает благоприятное случайное стечение обстоятельств в своевременном появлении полезной мутации у достаточного количества особей, что является редкостью в дикой природе. В противном случае в условиях изолированности и ограниченности островного ареала среды обитания они бы вымерли за самое короткое время.

С другой стороны, общепризнанным считается факт того, что революционный переход от старого к новому качеству осуществляется при высокой скорости резким скачком. Признавая данный факт, мы, тем самым, признаем, что длительность процесса накопления количественных изменений и появления нового качества системы при революции всегда меньше, чем длительность эволюционного процесса возникновения нового качества.

Однако, факты говорят о том, что революционные свершения имеют порой длительность, сопоставимую с длительностью некоторых эволюционных процессов. Например, неолитическая революция длилась примерно 8 тыс. лет, а первая промышленная революция 200 лет, что значительно превышает или как минимум сопоставимо с длительностью, например, эволюции Галапагосских вьюрков.

Если же формально признать время перехода однозначным характерным признаком революции, то неолитическую революцию по отношению к промышленной революции следует отнести к эволюционной форме развития.

Казалось бы, что высокая скорость не является эксклюзивным признаком революции. Однако, если рассматривать процесс развития в совокупности с конкретными условиями, в которых протекал тот или иной революционный и эволюционный процесс, то можно заметить их существенное влияние на длительность перехода в новое качество. Например, конкретные условия неолитической революции были менее благоприятными, чем условия эволюции Галапагосских вьюрков, что и обусловило меньшую длительность эволюции по сравнению с длительностью неолитической революции.

Это дает нам право утверждать, что без учета конкретных условий невозможно однозначно утверждать, что при революции переход от одного качественного состояния к другому происходит при высокой скорости резким скачком, а при эволюции переход в новое качество происходит постепенно и плавно, то есть медленно.

Однако, при прочих равных условиях, революционный процесс развития происходит с большей скоростью, чем эволюционный. Очевидно же, что причина этого кроется в использование созданных человеком производительных сил.

Таким образом, меньшая длительность (высокая скорость) революционного перехода в новое качество данной системы всецело зависит как от уровня развития производительных сил, так и от конкретных условий протекания процесса перехода количественных накоплений в новое качество. При этом время (скорость) перехода количественных изменений в новое качество обратно пропорциональны уровню развития производительных сил и прямо пропорционально благоприятным внешним условиям. Данный вывод справедлив и к управляемой эволюции, например, к эволюционному искусственному отбору, где достижение однопорядковых конечных результатов, длительность появления новых свойств полезных для человека организмов существенно меньше, чем при естественном отборе.

Как известно при неолитической революции переход от собирательства и охоты к производству продуктов питания базировался на эмпирических знаниях и примитивных орудиях труда. По этой причине этот процесс длился восемьдесят веков. А при промышленной революции, где на основе научных знаний были созданы на несколько порядков более высокие производительные силы, переход от ручного труда к машинному сократился до двухсот лет.

Следует заметить, что процесс перехода (любой длительности) в новое качество, с учётом принципа относительности, по объективным причинам может проходить только постепенно и поэтапно. Например, при промышленных революциях та или иная длительность перехода в новое качество (процесса замены ручного труда машинами) обуславливается совокупной трудоемкостью производства машин (от геологоразведки до их сборки) и начальным уровнем производительности общественного труда. Кроме того, длительность процесса перехода обуславливается также масштабом накопления до определенной меры количества машин, зданий, сооружений и других средств производства, необходимых для перехода системы общественного производства в новое качество, а именно – достижения значительно большего уровня общественной производительности труда. По этой причине рост объемов производства и производительности труда происходил сначала на отдельных предприятиях, а затем, по мере роста производства количества машин, поэтапно и постепенно уже по всем отраслям. А это значит, что революционный процесс развития общественного производства может осуществляться только постепенно и поэтапно, даже если он занимает относительно короткое время, но никак не резким скачком.

По нашему мнению, понятие «скачок» применительно к революционному развитию стал использоваться из-за ошибочного понимания того, что при социальной революции со скачком связывают быстротечное взятие власти – например, взятие власти большевиками в 1917 году. Но взятие власти – это только смена основы старой политической подсистемы капиталистических отношений, а далее должна происходить адаптация старых и построение новых подсистем с целью создания уже системы социалистических производственных отношений на основе общественной собственности на средства производства. А это – объективно длительный процесс, поэтому с наскока, скачком это сделать практически невозможно.

Как нам представляется, использование в данном контексте понятий «высокая скорость, скачок» в их физическом смысле не совсем правомерно. По нашему мнению, категории «скорость» и «резкий скачок» нельзя понимать буквально в их базовом значении, так как они в данном контексте выступают в роли аллегории или метафоры и не более того. Поэтому вместо понятия <em>ск</em><em>о</em><em>рости</em> и<em> скачка</em> следовало бы использовать такой количественно измеряемый показатель как <em>длительность</em>, или время перехода в новое качество. Не зря же в топологии отсутствуют даже вербальные критерии скорости, при которой переход в другое качество классифицируется как эволюционный или как революционный.

Следует заметить, что вследствие неравномерности развития людей не все из них являются благоразумными. По сути, человеческое сообщество представляет собой аналог дикого животного мира с его хищниками, конкурентами, паразитами и их жертвами. В социуме, как и в дикой природе, довольно значительная часть людей ведет паразитический и хищнический образ жизни: движущей силой для них выступают дикие животные инстинкты, а в конкурентной борьбе за выживание цель достигается любой ценой, даже ценой жизни соплеменников. Они не осознают, что прогрессивное развитие возможно только на основе единства интересов всего социума, а не на примате интересов отдельного индивидуума. Поэтому не всякое целеполагание и смену основы системы однозначно можно и нужно признавать благоразумной и, соответственно, прогрессивной.

В силу этого, главным условием и критерием революционного, или прогрессивного, развития социума следует считать построение таких общественных отношений и законов их регулирующих, которые на деле обеспечивали бы примат интересов трудового населения, а не группы людей, ведущих паразитический и хищнический образ жизни.

Например, происшедшую в конце ХХ века смену общественной собственности на средства производства как основы социализма на частную собственность невозможно признать революционной, или прогрессивной, хотя формально тут налицо наличие целеполагания и смена основы системы. Но при этом данная смена основы не отвечает главному критерию прогрессивного развития социума, а именно – обеспечению примата интересов трудового населения. Поэтому смену социалистических общественных отношений следует классифицировать не как благоразумную и прогрессивную, а как регрессивную антинародную контрреволюцию, в результате которой власть захватили люди, ведущие паразитический и хищнический образ жизни.

Контрреволюция – это насильственный способ возврата к отжившей, старой (в данном случае – капиталистической) системе, которая означает возврат к неуправляемой эволюционной форме развития, обуславливая свертывание прогрессивного развития путем неразумного полного отрицания достижений предшествующей системы. Революция и контрреволюции преследуют абсолютно противоположные цели. Революция в данном случае ставит своей целью соблюдение интересов трудящихся, а контрреволюция – интересов отдельных индивидуумов ведущих паразитический и хищнический образ жизни.

Отсюда можно видеть, что выбранная цель определяет вид развития, выступая, тем самым, критерием отличия прогресса от регресса. Аналогичная картина наблюдается и при управляемом эволюционном развитии, где в зависимости от выбранной цели может поменяться вектор развития – с прогрессивного управляемого вида эволюционного развития на регрессивную инволюцию.

Как сказано выше, смена основы и целеполагание свойственна не только революции, но и контрреволюции. Поэтому, если смена основы системы и наличие целеполагания являются необходимыми и достаточными критериями отличия революции от дикой эволюции, то в системе социальных отношений эти критерии являются необходимыми, но недостаточными. Единственным однозначным критерием отличия социальной революции от контрреволюции в приведенном примере выступает примат интересов трудового населения.

К сожалению, отсутствие общепризнанной классификации отличительных признаков форм и видов развития вносит методологическую неопределенность при отнесении событий к той или иной форме и виду развития. Так, например, в сложившемся в социологии понимании социальной революции к таковой причисляют феодальную, буржуазную, оранжевую, бархатную революции, где действительно совершается переворот в общественных отношениях. Однако, нетрудно заметить, что понятие «переворот» в данном контексте не тождественен «революции», так как они обладают разной сущностью. Переворот в бытовом понимании тождественен таким понятиям как «перевернуть вверх дном», «поставить с ног на голову», «разрушить», но не развить и улучшить.

По нашему мнению, авторы классификации выше названных событий как революции исходят из буквального понимания категории <em>рев</em><em>олюци</em><em>я</em> как «поворот», или «переворот», в то время как социальные и научно-технические революции, по своей сути олицетворяют прогрессивное развитие. Исходя из выше сказанного, можно утверждать, что ни феодальная, ни буржуазная, и тем более цветные революции не могут быть идентифицированы как революции, так как они не отвечают выше выявленным необходимым и достаточным критериям отнесения их к прогрессивному революционному развитию.

Следует отметить, что в животном мире наблюдается принципиально иной вид эволюционного развития <strong>–</strong><strong> </strong>эволюционное саморазвитие, в основе, которой лежит осознанный способ развития заложенных в организме зачатков отдельных его свойств посредством передачи жизненного опыта, воспитания и обучения подрастающего поколения, физических и умственных упражнений и т.п.

При этом новые свойства закрепляются в организме так же, как и условный рефлекс, только на время жизни животных. Поэтому полученные новые свойства организма не передаются потомству как наследственные признаки. Однако, у людей полученный опыт, знания, навыки, устои и тому подобное могут передаваться последующим поколениям как наследие в виде устных и письменных сказаний, летописей, традиций, поведенческих норм, памятников литературы, истории, науки, технологических достижения и т.п. Как результат этого, повышаются шансы на выживании.

Воспитание, обучение, физические и умственные упражнения, тренировки осуществляются целенаправленно и без изменения основы систем организма. Поэтому данный вид развития следует определить как управляемый эволюционный процесс саморазвития с целью получения нового качества отдельных свойств организма, но только на время его жизни.

В социальных системах одним из главных условий прогрессивного развития должен выступать баланс сил антиподов, борьба которых позволяет обеспечить консенсус их интересов. В результате, их борьба будет носить соревновательный, а не антагонистический характер с его дикой аморальной конкуренцией.

Если же социально-экономические законы, регулирующие отношения в социуме, строятся на основе псевдо-научных и предвзятых идеях и теориях, то в обществе обязательно возникнет дисбаланс сил антиподов, что приводит к неравноправию. В результате этого, равноправная соревновательная борьба уступит место насилию и порабощению одой из сторон общественных отношений. При этом неравноправие как статус-кво сначала закреплялось в традициях, а затем в целом своде так называемых ″демократичных″ кодексов и законов, которые исполняют роль внешнего принуждения. В результате, совокупный капиталист, обеспечивая свои корыстные интересы, приобретает черты поработителя.

К сожалению, такая картина наблюдается не только в современной России, но во всем мире. Ярким примером внешнего принуждения, порождающего неравноправие, выступает Гражданский Кодекс РФ, в котором просматриваются явные признаки несоответствия нормам Конституции РФ о равноправии сторон гражданских отношений.

Если в 90-х годах прошлого века в ГК РФ по каждому виду договоров устанавливались обязательные требования к их структуре и реквизитам, то в настоящее время эти требования заменены статьей 421 ГК РФ, которой введена норма о свободе договора. Казалось бы, кто против свободы!? Однако, на практике банкиры, работодатели и поставщики публичных услуг, понимая предвзято статью 421 ГК РФ о свободе договора, узурпируют право формирования договора, включая в его состав условия, которые закрепляют только их собственные корыстные интересы, превращая в одночасье одну из сторон договорных отношений (потребителя и работника) в слабую сторону⁴.

Поэтому говорить о равноправной и соревновательной борьбе противоположностей и прогрессивном развитии общества не приходится. Такое состояние общественных отношений иначе как движением назад в дикий мир природы не назовешь.

По этому поводу нельзя не согласиться с тезисом В. Ключевского: «<em>В</em><em>е</em><em>ликая идея</em> (свобода, равенство и братство - вставка авт.) <em>в дурной среде и</em><em>з</em><em>вращается в ряд нелепостей»</em>. А мы добавили бы: «Великая идея в дурной среде власть имущих превращается в инструмент преступных действий в отношении своих же кормильцев».

Такой тип развития, где общественные отношения и законы, их регулирующие, строятся на основе приоритета корыстных интересов малой группы людей (хищников и паразитов), а не примата интересов трудящихся, представляет собой «дикую» эволюционную форму развития, где царствуют те, кто по закону сильней.

Надо понимать, что революция означает не столько смену власти мирным или вооруженным путем, сколько прогресс в общественных отношениях, которые базируются на основе идеи о примате интересов трудящихся, народа. Этому критерию полностью отвечала Октябрьская революция 1917 г., искоренившая антагонистические противоречия, как главное препятствие прогрессивному развитию общества.

Однако, даже в социалистическом обществе априори были и будут противоречия, а их возникновение и разрешение бесконечно во времени. Благодаря тому, что при социализме антагонизм труда и капитала был искоренен, и равноправие было воплощено в реальность, форма разрешения противоречий приобрела принципиально иной характер, а именно созидательный и соревновательный.

Как известно, в отличие от законов природы социально-экономические законы субъективны, поэтому их соблюдение зависит от уровня развития сознательности и разумности членов социума. Например, идея социализма и коммунизма в гносеологическом аспекте является объективной, или истинной. Однако, на процесс построения нового общества оказывают влияние как носители этой идеи, так и внутренние и внешние условия, оказывающие в той или иной степени влияние на развитие новой общественно-экономической формации. При практическом воплощении идеи ее носители, находясь в реальных, а не в идеальных условиях, действуют в меру своего субъективного понимания как ее сущности, так и внешних и внутренних условий. В результате, при осуществлении практических действий по причине искажения идеи в сознании ее носителей, могут возникнуть существенные расхождения полученного результата с требованиями идеи. По этой причине возможна потеря лица прогрессивной идеи, и она предстанет в виде «ряда нелепостей». А это дает хороший повод противникам прогрессивной идеи опорочить ее. И это у них неплохо получается, так как они ставят на одну доску практические действий конкретного носителя идеи и саму прогрессивную идею, тем самым отождествляя их.

Такая линия аргументации четко просматривается у таких ярых буржуазных аналитиков как Л. Гозман, Н. Злобин, Н. Сванидзе, которые, не имея никаких оснований и аргументов, чтобы опорочить идею коммунизма, ставят знак равенства между самой идеей и действиями конкретных руководителей страны. При этом замалчивая и не подвергая анализу конкретные исторические условия, в которых пришлось строить новое общество.

В этой связи надо понимать, что внутренняя непримиримая оппозиция и откровенные враги нового строя, а также мировой капитализм не хлебом и солью приветствовал появление СССР. Именно эти причины и дефицит времени не оставили руководству страны выбора других более мягких методов управления страной ради главной цели – построения новой общественной формации в условиях даже не конкуренции, а прямой военной агрессии мирового капитализма. Все это и обусловило необходимость временного ущемления базовых прав и свобод граждан и жесткие, а порой просто жестокие авторитарные методы управления строительством нового социалистического госу-дарства.